Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель
– На Гороховую, – тростью слегка прикоснулся к плечу извозчика и назвал номер дома.
Зацокали подковы по булыжной мостовой, дома проносились по сторонам, но Путилин был занят свалившимся на него делом. Иной раз, чтобы привести мысли в порядок и найти новые ниточки, Иван Дмитриевич отвлекался на более лёгкое дело, как казалось при беседах или со слов посыльных. И вот теперь он всецело поглощён следствием о духовном завещании, как для себя стал его именовать. В нем на первый взгляд не наблюдались подводных камни: духовное завещание, составленное второпях, за несколько часов до смерти вызывает определённые подозрения. Здесь есть над чем подумать, хотя причины бывают разные, но со счетов сбрасывать ничего не стоит.
Нужный дом находился недалеко от пересечения с Фонтанкой.
– Иван Дмитрич, подождать? – Обернулся возница к Путилину.
– Жди, – коротко кинул начальник сыскной полиции и хотел открыть дверь, но она оказалась заперта. Начальник сыска позвонил в новомодный, недавно появившийся электрический звонок. Вышедшая заспанная женщина неопределённого возраста, запахнула на груди тёплый плат, проговорила в нос.
– Чаво надоть?
– Хозяйка дома?
– Вестимо дома, кохвий пьют.
– Доложи.
– Что я девка ихняя? На втором они сидять с Петькой Медведевым.
– А ты кто такая?
– Дворничихина женка.
– А где сам?
– Так нам от места отказали, вот и ищет.
– Ясно, а что отказали?
– Да, кто её поймёт, – женщина махнула рукой.
– А кому ещё отказали?
– Дак, Маньке Беляевой, почитай, как месяц.
– После смерти Алексея Палыча?
– Точно, сразу же после похорон.
– И где она теперь? – Заинтересовался Путилин, отказ от места служанке после смерти хозяина, может быть, простой неприязнью нынешней вдовы. А может и другая причина.
– У купца Парамонова на Рижском.
– Значит, хозяйка на втором этаже.
– Угу.
– А кто служанкой?
– Дак, новую взяли.
– Что ж она не вышла?
– Дак, – усмехнулась женщина, скривив рот, – у неё и спроси.
Не успел Путилин подняться на несколько ступеней, как откуда—то сверху послышалось шуршание материала, оказалось, что спускалась молодая девушка в синем до пят платье.
– Ой. – сказала она, – как вы сюда попали?
– Дверь была открыта, – соврал, не дрогнув глазом,
Иван Дмитриевич.
– Да, – с удивлением сказала девушка и зарделась до корней волос, – вы к кому?
– К хозяйке, вестимо, к Софье Петровне.
– Как прикажите доложить?
– Статский советник Путилин по делу о духовном завещании.
Иван Дмитриевич продолжал подниматься, но высокий визгливый голос отвечавший служанке был отчётливо слышен.
– Не знаю я никакого Путилина, не знаю. Иди и откажи в приёме. Не хочу никого видеть.
Девушка не успела повернуться, как начальник сыскного отделения остановился на пороге гостиной, внимательным взглядом оглядел комнату, новую, видимо, на днях купленную мебель, аляповатые картины на стенах и сидящую за столом с открытым ртом хозяйку, онемевшую от такой наглости незнакомого ей человека.
– Сударыня, прошу прощения за столь внезапный визит, – Путилин снял головной убор, – но я вынужден побеспокоить вас по делу, непосредственно вас касающегося.
Софья Петровна, крупная упитанная женщина с круглым лицом и аккуратно убранными волосами, поднялась с места, по щекам поползли алые пятна. Она тяжело задышала, но справившись с волнением, сказала все тем же высоким визгливым голосом:
– Я внимательно вас слушаю.
– Госпожа Седкова, я, начальник сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин.
– И что с того.
Только теперь Иван Дмитриевич заметил сидящего напротив хозяйки тщедушного человека с посеревшим от какой—то внутренней болезни лицом.
– Ко мне пришёл племянник вашего покойного мужа…
– Иван?
– Так точно, Иван.
– Никак не угомонится несостоявшийся наследник.
– Так вот пришёл Иван Иванович Седков и заявил о подложности духовного завещания.
– Прошу прощения, господин Путилин, если не ошибаюсь?
– Совершенно верно, Иван Дмитрич Путилин.
– Господин Путилин, Иван не может смириться с тем, что мой муж все своё состояние оставил мне.
– Вот мы и проясним это положение с вашей помощью, – и так улыбнулся, словно нанес визит друзьям, – не откажите мне в любезности. покажите завещание.
– Сию минуту, – сказала госпожа Седкова и бросила едва уловимый взгляд на тщедушного мужчину. Вернулась через некоторое время с деревянной шкатулкой в руках, поставила на стол, достала из неё сложенную вчетверо бумагу и протянула Путилину.
Духовное завещание было написано на гербовой бумаге, все подписи на местах, ничего подозрительного. Сотни, если не тысячи таких, пишутся каждый божий день.
– Вы довольны? – бескровные губы Софьи Петровны приподнялись уголками, но она так и не прекращала бросать взгляды на сотрапезника.
– Мне бы хотелось поговорить с поручиком Петелиным и губернским секретарём Медведевым.
– Я – Медведев, – подал неожиданно голос тщедушный человек.
– Значит, вы удостоверяете и свою подпись, и подпись господина Седкова.
– Да, именно, удостоверяю.
– И когда вы подписали бумагу?
– К обеду меня пригласила Софья Петровна, после которого Алексей Палыч меня позвал и попросил составить духовное завещание, так вот оно и писано моей рукой.
– Поручик кем был позван?
– Мной, – подала свой визгливый голос госпожа Седкова, от которого Путилин вздрогнул, – он живёт в соседнем доме.
– Значит, завещание составлено седьмого марта после обеда.
– Да, после обеда.
– Говорите, что, – Иван Дмитриевич понял, что ничего более узнать не удастся, – поручик живёт по соседству.
– В доме напротив, – нетерпеливо визгнула хозяйка, – я же вам говорила, напротив.
– Разрешите откланяться, – и Путилин ретировался так же быстро, как и появился.
Иван Дмитриевич прошёл в соседний дом. Отставной поручик, высокий худой мужчина с бритым до синевы лицом, смотрел выцветшими глазами и близоруко щурился.
– Да, – рассказывал он, – с месяц тому меня пригласил господин Седков через жену и попросил засвидетельствовать духовное завещание. Нет, ранее я соседа не видел, да и лица различаю с трудом в особенности в темноте и сумерках, а в спальне в тот день были задёрнуты шторы, Седков лежал в постели… Да. Он попросил губернского секретаря, не помню фамилии. то ли Медведкова, то Медяйкина… Да, да, Медведева, подписать за него… Более я ничего не знаю.
Путилин покачал головой, Господи, до чего же доходит человеческая глупость и жадность. Становится ясно, что завещание подложно, на что делали расчёт участники аферы.
Иван Дмитриевич по многолетней привычке доводить дела до конца поехал на Рижскую, дом купца Парамонова стоял в самом начале проспекта.
Мария Беляева, бывшая служанка Седковых, рассказала, что Алексей Палыч отдал душу Богу в ночь на седьмое марта, а утром ей отказали от места.
Все стало до безобразия ясно, Иван Иванович оказался прав, духовное завещание – подделка, теперь оставалось дело передать судебному следователю, далее уже забота других людей.
Глава восемнадцатая. Юноша в тёмном пальто
Помощник начальника сыскной полиции коллежский секретарь Михаил Силантиевич Жуков был озадачен, Путилин никогда не давал одно и то же поручение двум опытным агентам, а сейчас оставалось чувство, что Иван Дмитриевич, вроде бы как, и недоверие выказывает. Надо, однако, переговорить со штабс—капитаном, наживать недругов на ровном месте не хочется, хотя какие они недруги, дело одно расследуют. Важно в конце клубок распутать.
У дежурного чиновника Миша поинтересовался, где штабс—капитан Орлов?
Получив ответ, что Василий Михайлович сыскное отделение не покидал. Жуков отправился по кабинетам. Когда нигде штабс—капитана не обнаружил, пожал в недоумении плечами и поехал на Сергиевскую улицу, резонно решив, что поговорит со штабс—капитаном потом.
От Ивана Дмитриевича Жуков знал – видела молодого человека служанка господина Реброва Катя. Там, на месте надо узнать, может быть, кто—то видел из соседей, дворников, мелких торговцев того незнакомца, с которым имел встречу Сергей Мякотин.
Можно было, конечно, дойти пешком до Сергиевской, благо, что погода совсем уж становится летней. Солнце не даёт покоя после снежной холодной зимы, зелёная трава ковром устлала землю, голубое, до рези в глазах, небо накрыло город.
Миша откинулся на скамью экипажа и приказал ехать на Сергиевскую улицу к дому, где располагалась Пожарная команда. Задержались только на мосту через Екатерининский канал, у телеги, перегородившей дорогу, отвалилось колесо, но бородатые мужчины, видимо приехавшие из деревни, торговать, довольно шустро все сладили и экипаж, в котором сидел Жуков, продолжил путь.
